ПОСЛЕДНИЙ ДОМ
(продолжение)
***
Был у меня еще знакомый. Знаменитый, но скучный очень. Был да сплыл...
Он известный человек, жил на самом верху, на девятом этаже.
Он проходит к лифту, на спине вещевой мешок, лицо опущено, серые волосы
загораживают глаза. Он всегда так ходит, смотрит под ноги.
Генка говорил, надо вверх смотреть, а вниз пусть ноги смотрят...
Но Мамонтов все видит. Если встретит, здоровается, обязательно спросит
- "как ваши дела?.." А у меня какие дела - делишки... Не знаю,
что сказать. Вроде бы тоже художник, но не настоящий, вывески да объявления...
А он лепит зверей. Фигурки у него красивые, тонкие...
Только зверей теперь не покупают, никому не интересны, ни живые, ни из
камня и глины. Гена говорил, такое время...
- Люди барахтаются в текущей мерзости, а Красоту и Глубину без внимания
оставили. Но эти двое нежной породы птицы, если улетят, в нашу стужу не
вернутся.
У Мамонтова была жена, забавная женщина, толстая смешливая брюнетка. Мне
нравилась, упитанные женщины не такие злющие. Моя жена худая была и злющая...
не передать!.. Но я ее понимаю, от меня толку меньше, чем от козла молока...
А Мамонтова жена долго жила с ним, и девочку взрослую вырастила. Потом
все-таки уехала, нашла себе китайца, и он увез ее куда-то в Манчжурию
или в Монголию, не помню. С тех пор Мамонтов один жил.
Как-то я ему говорю:
-Может, возьмете, вот, щенок бегает...
Действительно, появился у нас щенок, ищет хозяев. Я его подкармливаю,
но к себе взять не могу. Все коты ополчились на него, того и гляди разорвут
на мелкие кусочки... Щенка я назвал Максим. Хозяева привезли, высадили
из машины, а сами обратно в столицу укатили. Сосед Толян видел. Я про
него еще не говорил, но в сущности нечего сказать, пустая фигура. Хотя,
не скажи, умер странно. Некоторые до самой смерти свою загадку прячут,
в последний момент задают.
Так вот, выбросили хозяева Максима и обратно к себе, в теплый дом.
Теперь так многие делают. Думают, наверное, на природе звери сами кормятся.
А эти кошки и собаки бегают, просят еды. Толпа зверей... Тогда ливерная
дорожать начала, явилась демократия с грабежом. У нас все особенное, вот
и демократия своя. Так что все наперекосяк пошло.
Я и говорю Мамонтову - возьмите щенка, он вам жить поможет.
А он отвечает:
- Я не могу взять на себя такой ответственности...
Вот такой человек. За океаном теперь живет. ***
А щенка, которого бросили, Максима, я устроил в подвале. Кормил, и он
прожил зиму безбедно. А весной решил сам хозяев поискать. Не верил, что
специально бросили.
У нас по городу автобус ходит круговой, маршрут называется "Уют -
Больница". От магазина "Уюта" до больницы на окраине, потом
другим путем, мимо нас, обратно, получается круг, два часа езды. Максимка
решил объездить все остановки, чтобы найти хозяев. Утром пробирался в
автобус, а выходил каждый раз на следующей остановке. Как он узнавал,
мне трудно сказать, но каждый вечер обратно возвращался. Остановок больше
тридцати, у него ушло все лето. За это время он вырос, огромный получился
пес, и его в автобус перестали пускать. Пассажиры боятся, протестуют...
Он упал духом, перестал есть, уходит непонятно куда... План его нарушился,
а другого не было. Мне это понятно, сам без плана живу.
Однажды ушел Максим и пропал. Две недели странствовал. Потом появился,
я вижу, не отощал, значит, кормили... А через неделю исчез насовсем. Я
пытался его искать, походил кругом, по своей земле, в окрестностях...
и махнул рукой. Жаль, конечно, но что поделаешь.
Прошла зима, я за делами забыл о Максиме. А весной встретил его, далеко
от дома, в деревне. Иду, а навстречу мне по узкой тропинке огромная собака.
Я испугался, остановился... Не сразу узнал Максимку, а он меня тут же
за своего... Привел к деревянному дому. Оказывается, он здесь живет. Хозяин
говорит, сам пришел, а они не против, свой пес недавно умер. Хорошие попались
люди.
Редко такое счастье случается, вот и вспомнил.
Если б меня спросили, какое самое большое счастье ты знал... Я не долго
думал бы. Первое - позовешь, и все бегут, карабкаются, прыгают, спешат
к тебе - все живы!.. Второе - накормить голодного, тоже радость большая,
видишь, как чавкает, глотает... постепенно округляются бока... А третье
- проснусь, чувствую, жив еще, и вижу за окном свою землю, двести тридцать
на пятьсот.
Еще? Не знаю... Что-то, да, было... но не то... Остальное не счастье,
а удовольствие, с поправками да оговорками. ***
На нашем этаже восемь квартир, рядом со мной три, это наш отсек, или предбанник,
мы его так называем. Справа от меня двухкомнатная, в ней Ольга и Толик,
он немой. Ольга блондинка, толстушка моего возраста, Толик тоже наших
лет. Ему не повезло - лет в сорок стукнуло, говорят, инсульт. Был нормальный
малый, а привезли... лет десять тому назад... внесли на руках, положили,
он только мычит и руками дергает, а ноги висят как плети... Понемногу
пришел в себя. Ходит, правда, странно, будто все время падает - кое-как
ногу подставит и снова упасть стремится. Но каждый раз успевает ногу подставлять,
и так передвигается. Иногда на самом деле падает, но редко, если скользко
у подъезда или выпьет. Но чаще не ходит, а ездит на велосипеде. Забирается
кое-как у стеночки, взгромоздится и катит лихо, не скажешь, что калека.
Пока работал кинотеатр, он там механиком был, а теперь на своем огороде,
от весны до глубокой осени, а зимой известно что - Санта Барбара...
Он так себе был, попивал, компания дурацкая... в общем пустоватый малый.
А после этого удара другим стал. Раньше и своей-то жены не жалел, а теперь
всех людей жалеет. Санту-Барбару смотрит, плачет и смеется. Рычит, стонет...
У них в саду яблонь много, они постоянно меня яблоками снабжают. Я-то
даже огорода не имею, несколько раз пытался, брал шесть соток. Дело не
пошло, зарастали стежки-дорожки... Я бесполезные растения люблю. А то
- заботились, выращивали, ублажали... а потом съели?.. Мне не нравится.
Генка издевался:
- Ты почище любого вегетарьянца...
- Нравится - не нравится... Выбирать не привык, ем что попадается. Геркулес
люблю...
- Значит, питаешься трупами семян.
Не отстанет!.. Ему палец в рот не клади...
К Ольге с Толиком заходить было приятно, всегда рады мне.
У них маленький песик жил, Кузька. Бегал как Вася, сам по себе, только
недалеко отходил, вокруг дома крутился.
Как-то прибегает Ольга, плачет - Кузьку на новой дороге задавило. Она
сама не видела, ей женщина сказала, из девятого дома. На старой дороге
он бы не погиб, не мчатся там как ненормальные. Я недаром всем своим говорю,
говорю... Днем не переходите!..
Кузька бежал за велосипедом, облаивал, он их не любил, двухколесных, и
не заметил грузовик... Мы пошли вдоль дороги по обочине, сказали, он там
лежит. Он белый, лохматый, Ольга его вчера вымыла, сегодня хотела расчесать,
он убежал погулять и не вернулся... Из окна кто-то показывает нам - "вон
лежит..". Мы не заметили его, прошли мимо. Он лежал в густой траве,
и я подумал, что бумага, такой он маленький и плоский. Ошейник на нем,
крови нигде не было, будто прилег отдохнуть. Но видно, что мертвое тело
- голова откинута, и уже собрались, вьются синие мухи, они первые узнают.
Ольга наклонилась над ним - "хорошенький мой..." - говорит...
Я взял одной рукой за ошейник, другой за шерсть на спине, поднял и положил
подальше в кусты. Пошел за лопатой...
Похоронили Кузьку у оврага. Толик появился только вечером, приехал с огорода.
Узнал, заплакал. Никогда не видел, чтобы так плакали - беззвучно, а слезы
ручейками текут...
После Кузьки они собак не брали.
- Нельзя ему, - Ольга говорит про мужа, - второй раз не вынесет, если
что случится...
Васю она любила, добрая душа. Свитер мне связала из его шерсти. Вася линял,
а я собирал по углам, шерсти много накопилось. Ольга говорит, надо спрясть,
только простую нитку купи, вплету для прочности... Купил, и она спряла,
а потом связала мне теплую вещь, уже после Васиной смерти было. Много
лет прошло, а я до сих пор ношу Васин свитер, в самые большие холода.
Так что мы с ним не расстались.
***
Еще в нашем отсеке жили Галя и Толян. Галя тоже добрая женщина, копия
Ольги, только волосы темные. Толян бывший сантехник в институте, пенсионер.
Он спокойный, но ядовитый, есть такие, под старость все плохое в себе
выкормили. Лежит на диване с утра до ночи, глазеет в телевизор. Никого
не трогает, только словами пачкает всех. И даже ест отдельно, по ночам.
Идет на кухню, залезает головой в холодильник и все съедобное жует напропалую.
Празднует жизнь до утра, а потом спит или смотрит телек. "Я от унитазов
устал, - говорит, - теперь жизнь полной грудью вдыхаю..." Пьет, но
об этом скучно говорить, он все время пьян. Не покупает, у них постоянно
свое капает. В квартире темный чуланчик, Толян проснется среди ночи, и
туда. Техника! Сипит, булькает, день и ночь капает понемногу... Отвернет
Толян краник, нальет сколько ему надо, выпьет, добавит, и еще... Галя
вздыхает, но привыкла. Главное, чтобы в холодильнике было. Она разделочница
на мясокомбинате, так что у них с едой в порядке. Ездит, разделывает туши,
раньше посменно было, потом с восьми до пяти. Приедет, наготовит то, что
принесла, и спать до следующего утра.
Толян не хочет со мной дружить - скучно, я редко пью. А с Галей любим
потолковать о том, о сём... Она все больше о детях. Есть такие люди, обязаны
другим служить, а их будто и нет на свете. Я сам немного такой, только
семьи нет. Зато друзей полна земля.
Галя мясца, бывало, принесет, стучится:
- Знаю, знаю, не ешь... Обрезочки это, бери, найдешь пристроить кому...
Как не найти... ***
Мне не раз говорили - "что ты там окопался... Город в другую сторону
полез, а ты как был, в последнем доме, так и остался, блин... Ты же способный
был! "
Я не спорю, отшучиваюсь, зачем обижать... Не могу же сказать, "лучше
в последнем доме жить, зато на своей земле." Не поймут. Этого теперь
не понимают, смеются - "дурила, ищи, где глубже..."
Ночью проснусь в темноте, лежу, луну встречаю, тени по стене ползут...
Я дома. А если уеду, буду ночами вспоминать, обратно стремиться... Зачем
ехать, куда?..
Каждый за свою жизнь горой, чужую правду на дух не выносим. Не хотим себе
настроение портить, никому не докажешь ничего. Вот и я, как увижу знакомое
лицо, нервничать начинаю, глаз дергается... Делаю вид, что не заметил,
разглядываю небо, деревья... Знакомые говорят - "совсем свихнулся..."
Пусть... Радуюсь, если успеваю отвернуться. Но иногда не успеваю, и случаются
неприятные минуты. Не знаю, кто прав, вижу только, они мне чужие. А свои...
это свои.
- Вечно ты упрощаешь, - Генка говорит.
- А мне сложность надоела, сил нет...
Слушаю, терплю, а сам жду, чем же кончатся слова.
Противно смотреть на говорящие рты.
................................................................
Я рано состарился, еще в молодости поседел. Потом, с возрастом выправился,
стал почти как все.
Давно это случилось, в 68-ом. Я в другом месте жил, призвали в армию.
И я в Праге дезертировал. Сбежал, хотя некуда было. Для меня это был удар,
то, что мы там вытворяли. Но я бы стерпел, если б не тот парнишка с ведром...
Мы на танке сидели, на площади, он вышел из подъезда, рядом дом, и пошел
к нам. Спокойно идет... Большое ведро, белое, эмалированное, с крышкой.
Я еще подумал, как аккуратно у них все, даже ведро красивое...
Он мимо проходит... Вышел на середину площади, остановился, крышку снял...
И быстро, мгновенно опрокидывает на себя. Потом я понял, почему ведро,
а не канистра - чтобы скорей!.. А зажигалку не видел, он мгновенно вспыхнул
- весь! Ни звука. Наверное, сразу сознание потерял, а тело дергалось,
извивалось, живое тело...
Сделать ничего, конечно, не успели.
Наши суетились потом, кричали - "псих, псих..."
Теперь ему памятник стоит, народный герой.
Я вынести не смог, вечером из части ушел. Не помню, где был...
Утром нашли, привезли обратно, лечили. Но об этом не стоит...
Через год выпустили. С тех пор у меня справка. Каждый, кто раньше жил,
знает, что это такое. Зато никому не нужен, с вопросами не пристают. Такая
жизнь была, могли в любой момент пристать. А так всем ясно.
Нет, нормальный, если для себя, только с людьми мне трудно, долго не выношу
их. Не всех, конечно, есть и у меня друзья, вон сколько насчитал...
Но справка у меня в крови, навсегда.
Но это не страшно, я художник, а они тогда многие со справками были. Нет,
не учился, все сам. Кисточку люблю, и гуашь, а с маслом у меня нелады.
Неплохо зарабатывал. Были и голодные годы, но это как у всех, ничего интересного.
Потом настали новые времена, про эти справки забыли.
Сейчас никому до другого дела нет, тоже небольшая радость.
***
Что слова... Иногда достаточно промолчать - и все ясно становится.
Когда-то у меня славная соседка была, Настя. Она жила с мужем, он шофер,
значит, постоянно пить нельзя ему. Худой парень, из-за недопития нервный
стал, лицо длинное, угластое, изрыто оспой или другой болезнью, не знаю.
И он свою Настю очень ревновал. Она маленькая белая толстушка, милое личико,
глазки сиреневые, носик тонкий... птичка-невеличка.
- Мой супруг ругается матом... - она его так называла - "супруг"...
А я был тогда женат, но об этом не интересно. Сам себе надоел. У меня
родители культурные люди, надеялись на меня. И все напрасно. Мне навсегда
перед ними неудобно, не оправдал. Учиться не хотел, "двигаться по
лестнице", как меня учили. А теперь все чаще думаю - пусть... Как
случилось, так и получилось... Жизнь смутна, непонятна... куда идти, зачем
стремиться?.. Потерялся. Сначала горевал, потом успокоился - пройду уж
как-нибудь незаметно по земле, а что?.. Недолгое дело. Не так уж и страшно,
люди слабей меня живут и умирают, неужто я не смогу... Мимолетно пролечу
из дыры в дыру, как Генка говорил.
Но иногда бес вселяется, и больно, и тошно, и жду чего-то, и тоскую...
и страшно мне... Не знаю, что делать, не знаю... Нет, я не буян, робкий
малый, только годам к тридцати немного разошелся. Оказалось, рисовать
могу... К тому времени родители уже умерли. Но если б жили, все равно
бы не обрадовались. Всем кажется, дети должны быть получше нас. Но откуда
им взяться - лучше... наоборот, хуже, слабей получаются. То ли климат
изменился, то ли еда другая...
Значит, Настя... Иногда заходила, яйцо попросит или стакан молока. Она
все больше к жене... Потом жена уехала от меня, я начал в дверях появляться,
и Настя чаще заходила. Соль, спички... телевизор заглох, к чему бы это...
Перекинемся словом, и она обратно бежит. Ничего особенного. Потом кое-какие
нежности сами собой возникли. Я на многое не надеялся, надолго испуган
был, после брака-то...
Как-то она говорит:
- Хочешь, к тебе перееду...
Я просто обомлел. Очень разные мы с ней, о чем говорить... Теперь называют
- связь. Да, но слабая, непрочная. Тайная нежность, правильней сказать.
Только печаль от нее. Лежишь потом, вроде бы рядом, а словно на другой
планете...
Отчего так устроено, что люди тоскуют, все чего-то ищут, найти не могут...
Зачем все, зачем?.. Смотрю в окно, милый сердцу вид, лунная трава, ветки
машут мне листьями... И все это пройдет, бесследно пролетит?..
Генка говорил, в один момент пролетим.
Так вот, Настя... Я ее жалел, а она, наверное, меня. Может, это и есть
любовь?..
Хочешь, перееду, говорит, и смотрит...
Я запнулся, помолчал, может секунду, две... Она не стала ждать, вздохнула
- и ушла. Больше не встречались. А потом они получше квартиру получили,
уехали в центр города, и я потерял ее из виду.
Прошло лет двадцать, как-то встречаю женщину, она смотрит на меня, смотрит...
По имени назвала, тихо, с вопросом - сомневается, я ли это...
А я сразу узнал, Настя.
Что скажешь... Пожал плечами, кивнул, улыбнулся... пошел своей дорогой.
За углом не по себе стало, схватился за стену, словно на обрыве стою,
в глухом тумане. Милое лицо, только опухшее... Я знаю, что это значит.
И под глазами, на щеках, у рта глубокие морщины. Не могу смотреть на людей,
к лучшему ничто в них не меняется. Я в другую сторону обычно гляжу - на
лес, на воду, на зверей... Как все-таки чудно все устроено кругом... кроме
нашей жизни.
Постоял, отпустил стену, дальше пошел. Домой. На край города. Поздно прошлое
вспоминать, у времени обратного хода нет. Человек живет, живет, стареет
и умирает, обычная история.
Вот Генка удивился бы моим словам - "в такую ударился банальность..." ***
Ну, не история, может, дело... не знаю, как назвать...
Завидую тем, у кого на каждый случай слово наготове. Но тут даже им нечего
добавить, сначала живем, потом смерть. Тот, кто уходит, никогда не возвращается.
Этот порядок неистребим, никто еще после смерти заново не возник. Некоторые
верят, но я с печалью должен признать - ни разу не видел. Сказать "жаль"
мало, я в отчаянии бываю.
Иногда человек сам решается свести концы с концами, покончить с этим делом...
или историей... событием... Короче, взял и все счеты разорвал, узел разрубил.
И это понятно мне, хотя я всеми силами против. Видел однажды, с тех пор
на открытый огонь смотреть... не могу, не могу...
Простите, забылся...
Кажется, говорил, - страшно своих оставить. Если бы мир был немного спокойней,
чище... Люди бы его без тревоги оставляли, когда нет больше сил участвовать.
Хотим мы или не хотим, но участвуем, если не делами, то молчанием и бездельем
своим. Бездельем, да.
.......................................................
Но вот, оказывается, бывает ни то ни сё... Вроде, не хотел конца человек,
а с другой стороны, большие усилия приложил... Если б можно было спросить
- "зачем ты?.." Кое-кто пожал бы плечами - "да ни зачем,
да просто так..." Объяснить эти странные поступки невозможно, но
они на свете есть. Особенно у нас. У нас просто так еще многое случается.
Не все муравьи, чтобы только планам следовать. Люди еще есть живые - стукнет
в голову и сотворит. А потом из-за этого непостижимого явления что-то
новое возникнет... Пусть событие ставит в тупик, зато на размышления натолкнет.
Без них как во сне живем, жуем машинально свою жвачку - пищу, дела, отпущенное
нам время... А неожиданные странности пробуждают нас, словно свет в ночи...
Никто не понял, что случилось с Толяном. Жил с удовольствием, пользовался
холодильником, телевизором японским, стенкой немецкой... И вдруг задал
нам задачку, непонятное совершил. Я думаю, это его красит.
Генка смеялся:
- Ну, и выдумщик ты...
- Лучше послушай...
Стервец был Толян отчаянный, да. Говорят, про мертвых нельзя так, но как
не вспомнить!.. Однажды у меня трубу прорвало, горячая вода хлещет...
Давно. Еще качали нам в батареи кипяток, а не теплый кисель, которым сейчас
потчуют. Он с меня десятку содрал. За хомут. Сосед! Одним словом, жлоб.
Это наше особенное словцо. Человек, который для себя старается, постоянно
озабочен, выгоду извлекает из любого мелкого случая.
Вам не понять, что же плохого в жлобе?..
Устыдили меня... Вы правы, каждого человека что-то красит, надо только
тщательней искать. Толян, конечно, жлоб, но его смерть меня поколебала.
К весне осточертеет ему цивилизация, уходит из дома на огород. Там у него
халупа с отоплением, кабель по воздуху перекинут - свет, и антенка, старый
телек притащил, Рекорд. Вот счастье, никого!.. И тепло ему в хатке, печка
да вместо одеяла медвежья доха. Старая, вонючая, жаркая... Спал, жрал
и в экран глазел. И канистра с самогоном при нем. Откуда еда? Галя, конечно,
приносила, только бы там сидел. До глубокой осени нет дома Толяна, радуется
Галя. Никто не ворчит, не рычит, не шастает по ночам, не чавкает мордой
в холодильнике...
И в тот год так было, как многие года.
Как-то к обеду приходит Галина к огородному домику, тащит кастрюльки.
Начало сентября, внучка, первый класс!.. платьица да бантики, заботы и
восторги... Природа бабье лето готовит, торжественны деревья, березки
прозрачны, тихи, а клены за их огонь люблю. На ослепительном небе спектакль,
последний акт неповиновения. Помирать так уж с музыкой. Хотя редко помирают
они, но надолго обмирают, терпят боль, страх... ведь не знают, кончится
зима или не кончится...
Представляешь, как жить, если не знаешь, вернутся свет и тепло или навсегда
пропали... Особое мужество надо иметь.
А Генка говорит, брось глупости, они чувствовать не могут.
Как это не могут, без чувства жизни нет.
Но я про Толяна... Обошла Галина все углы, нет мужика. Поперся за грибами,
что ли?.. Раз в пять лет случалось, возьмет лукошко да пошел. Возвращается
с сыроежками, так что бывало с ним.
Она ждет, его нет...
Наутро снова пришла. В хатке пусто, тихо, печь не топлена, одна доха на
топчане.
Дети, их трое взрослых, парень и две девки, давно в центре живут. Все
собрались, кликнули соседей. И я пришел. Началась беготня, нервные поиски...
Долго искали, не нашли.
На следующий день снова собрались. К вечеру обнаружили.
Мимо участка большая труба шла. Местами присыпана землей, местами на поверхности,
из-под нее трава пробивается. Много лет лежала. План был куда-то газ подать,
да передумали. Значительная штука, полметра в ширину. В чистом поле неожиданно
возникает, рядом с огородами, и кончается тоже внезапно и бесполезно.
Метрах в трехстах отсюда ручеек, из него насосик воду качает для полива,
тем, кто заплатил. К воде крутой спуск, из обрыва торчит труба, здесь
плану конец.
Кому пришла в голову мысль в трубе пошарить, не знаю, но пришла.
В середине пути наткнулись на Толяна, вытащили за ноги. Метров сто тащили.
Мертвый, конечно, оказался. Вскрыли, как полагается. Все у него в норме,
даже не пьян! Ну, не совсем в норме, все-таки труп, но причину смерти
понять не сумели.
Полз, полз, устал и задохнулся, предполагают.
Зачем пополз во тьму кромешную?.. От какого страха спасался?.. Или просто
любопытство одолело, никогда в трубе не жил?
Непонятная история. Со жлобами таких поступков не случается, досконально
знают пользу своего тела.
Генка говорит:
- Я его понял, кажется...
- Что, что ты понял?..
Он молчит, только щурится...
А через месяц Галя собралась, уехала к сыну в Серпухов. Теперь служит
той семье. Я говорил, есть люди, всю жизнь кому-то служить обязаны. Нет,
не я так считаю - они. А я молчу, молчу... что тут скажешь...
Так зачем он полез в трубу, Толян?.. Не знаете... Вот и я не скажу.
А Генка говорит:
- Мы все так ползем... куда, сами не знаем...
-Ты же говорил, летим?.. Из дыры в дыру перелетаем...
Он на меня посмотрел, ничего не сказал, не объяснил...
***
Так умер Толян. Загадка осталась, но все-таки кончилась история. На моей
земле все истории кончаются, иногда весело, чаще печально, и все-таки,
обо всех я рано или поздно узнаю, люди и звери уши и глаза имеют.
А эта история без конца.
Я про слепого котенка еще не рассказал.
Он не был совсем слепой, различал свет, видел тени... Он понимал, если
к нему приближаются, надо бежать в сторону темной громады. Под домом много
щелей, в них пролезает только самый небольшой зверь, оттуда можно проникнуть
в подвал. Здесь самые слабые спасаются от детей и собак. В подвале тихо,
темно, но нет еды. Я один ходил и кормил. Но этот котенок всего боялся,
редко вылезал из темных углов, так что ему почти ничего не доставалось.
Но он выжил, осенью все-таки вылез на свет, появился около дома. Голова
большая, ноги кривые, тонкие, на одном глазу толстое бельмо, а второй
белесый, немного видит.
Как может котенок выжить один, если слепой?.. Никто его не возьмет себе,
таких не хотят. Я хотел взять, но он не давался. Слышал отлично, и скрывался
от меня, чуть только заподозрит неладное.
Со временем начал меня узнавать. Подхожу, заговариваю с ним, он высунется
из щели, слушает, ветер шевелит редкие волосики на голове.
Я сяду на асфальт, прислонюсь к стене, он понемногу приближается. Я говорю
- привет, и что-нибудь простое, например, про погоду, о еде, о том, что
стало сыро, и воду легко найти, а это облегчение по сравнению с сухим
и жарким летом... Он в трех метрах от меня стоит, слушает...
Схвачу и унесу, пусть дома живет.
Я говорил ему, что скоро начнут топить, дома будет неплохо, хотя нам мало
тепла дают, потому что забыли про нас... и все-таки дают, потому что забыли...
И незачем по улице шляться, будь ты хоть трижды кот!.. И что мы не лучше
его - слепые, у всех один конец, и жизнь не стоит того, чтобы страдать...
Он стоял и слушал мою ерунду... Не подходил к еде, ему важней был голос.
Но я знал, потом обязательно подойдет. И старался выбрать ему помягче
и вкусней куски...
И так мы жили почти до зимы. Он подходил все ближе, но при каждом моем
движении тут же скрывался в щели, туда и рука-то пролезает с трудом.
И вдруг исчез. В одно утро. Я вышел, зову, ищу - нет его. И ночь была
тихая, безопасная...
Гена говорит - покончил с собой.
Я спорил, звери так не поступают.
- Еще как поступают... - он всегда возражал, такой характер. Шебутной
пропащий умный человек. Доброе лицо. Добро как тепло, на расстоянии чувствуешь.
- Так лучше для него, - он сказал. И добавил:
- Жизнь, как искра меж двух черных дыр, воплощений полного порядка. Миг
беспорядка, промелькнет и забудется.
При чем тут слепой котенок?.. Серенький зверек с большой головой, ножки
тонкие, один глаз белый, другой мутный, слезливый...
Я философию никогда не понимал.
Долго искал его, так и не нашел. Знаю, виноват сам. Ведь была у меня мысль
- поймать, усыпить... И он знал. Я ему вовремя не сказал - иди ко мне,
я тебя люблю, ты мой... К сердцу прижать... Поздно к этому пришел. Они
не понимают мысль, но чувствуют, зло в ней или добро заложено.
А у людей так часто простое верчение слов...
Я людей хуже понимаю, чем зверей. Вот эта история с церковью, например...
|